Приглашаем посетить сайт

Культурология (cult-lib.ru)

Энцилопедия "Жизнь животных" (А. Брем, 1958)
Семейство верблюдовые

В начало энциклопедии

По первой букве
Б В Ж З К М О П Р С Т Ф Х Ч

Семейство верблюдовые

Верблюды отличаются мозолистыми подошвами, отсутствием рогов и недоразвитых пальцев, раздвоенной верхней губой и особенностями зубной системой. Устройство зубов служит отличительным признаком верблюдов, отделяющим их от жвачных.

Они имеют два резца в верхней челюсти, между тем как в нижней их шесть. Копыта очень малы и похожи на тупые когти на мозолистых подошвах. Желудок состоит только из трех отделений, так как "книжка", по своей незначительной величине может считаться частью сычуга*.

* У верблюдов независимо от настоящих жвачных возник четырехкамерный "жвачный" желудок, правда "книжка" мала, слепая кишка осталась короткой. Конечности длинные, двупалые, концы пальцев заключены в довольно эластичную кожистую подошву-подушку, а собственно копыта редуцируются до ногтевидных образований спереди. Это недавнее (миоценовое) "приобретение" верблюдовых. Обязанное с адаптацией к жизни в пустынной местности.

Верблюды - очень большие животные с длинной шеей, вытянутой головой, туловищем, подтянутым в паху, и с косматым, почти шерстистым мехом; шейные позвонки необыкновенно длинны и почти без отростков, ребра широки, кости конечностей очень толсты.

Родина этих животных - северная Африка, центральная Азия и юго-западная Америка**.

* * Вся эволюция семейства верблюдовых происходила на территории Северной Америки.

В Старом Свете все немногие виды, относящиеся к этому роду, обращены в домашнее состояние, а в Новом Свете приручены только немногие. В Америке они обитают на высоких горах, поднимаясь до 4000 м над уровнем моря; в Старом Свете живут на сухих жарких равнинах. Пищей им служат злаки, травы, древесные листья, ветви, репейники и колючие растения. Верблюды в высшей степени выносливы и могут долго голодать и переносить жажду. Ходят иноходью, бегают, хотя и очень скоро, но переваливаясь и, по-видимому, очень неповоротливы. Дикие породы живут стадами, но все без исключения любят общество себе подобных. Их нельзя назвать кроткими, добродушными, умными и терпеливыми животными, хотя они довольно легко подчиняются воле человека и признают его власть. У самки родится только один детеныш, за которым она ухаживает с большой любовью.

Верблюды отличаются значительной величиной, одним или двумя горбами на спине, у них одним коренным зубом больше, чем у лам. Внешний вид их некрасив, особенно поразительно безобразна голова, шерсть очень неровная, в одних местах длиннее, чем в других. На груди, коленях и бабках находятся мозолистые наросты. Различают два вида верблюдов, из которых одни населяют преимущественно Африку, другие же - Азию; первые называются дромедарами, вторые двугорбыми верблюдами.

Хотя между верблюдами не встречается так много пород, как у лошадей, но все же и у этих животных мы замечаем несколько разновидностей. Вообще можно сказать, что в степях и пустынях верблюды представляют собой стройное, высокое, длинноногое животное, между тем как в плодородных странах, именно в северной Африке, они гораздо тяжелее и более неуклюжи. Между так называемыми бишаринами или породой, которая разводится у бишарских кочевников, и египетским вьючным верблюдом существует такая же разница, как между арабской лошадью и водовозной ключей. Первый из верблюдов - превосходное животное для верховой езды, последний же - сильное вьючное. Арабы различают более двадцати разнообразных пород дромедаров, так как в Африке подробное знакомство с различными породами верблюдов имеет такое же значение, как у нас коневодство, и между дромедарами встречаются породистые и непородистые Дромедар, или одногорбый верблюд (Camelus dromedarius), - огромное жвачное животное, достигающее в среднем от 2-2,3 м высоты и от 3-3,3 м длины от морды до конца хвоста*.

* Вес дромедара достигает 700 кг (обычно 400 кг). Самки легче и меньше самцов.

Спинная линия идет от шеи дугообразно вверх до загривка, поднимается там очень круто до верхушки горба, откуда снова круто спадает к хвосту. Горб стоит вертикально, но в течение года изменяет свою величину. Чем лучше питается верблюд, тем выше растет его горб, чем скуднее его пища, тем больше горб спадает. У жирных, хорошо упитанных животных он имеет вид пирамиды и занимает не менее четверти спины, у тощих почти совсем исчезает. В дождливое время, доставляющее сочную растительную пищу, горб очень быстро вырастает, и его вес может достичь 15 кг, между тем как вес этот может понизиться до 2 или 3 кг в голодное и сухое время. Ноги худо сложены, задние бедра выдаются из туловища и тем увеличивают безобразие животного. Довольно длинные и широкие пальцы на ногах покрыты до конца такой же кожей, как и все тело. Внизу нога образует как бы подушку и округляется как спереди, так и сзади. След, который оставляет животное, имеет продолговатый оттиск с двумя перетяжками и двумя острыми углублениями спереди, происходящими от маленьких копыт. Оканчивающийся жидкой кистью хвост доходит до пяточного сустава. Шерсть мягкая, несколько волнистая и значительно удлинена на темени, затылке, под горлом, на плечах и на горбе, а кончик хвоста утолщен. Своеобразны также мозоли, которые находятся на груди, суставах передних конечностей, на коленях и пяточных суставах; с годами они увеличиваются в объеме и делаются более твердыми. Мозоли на груди сильно выдаются из остальной кожи, как особый горб, и составляют как бы подушку, на которой покоится все тело, когда животное отдыхает*.

* Мозоли на груди, запястьях, коленях, локтях, предохраняют тело верблюда от ожогов при контакте с раскаленными на солнце песком, камнями. Мозоли, широкие кожистые подошвы, запас жира в горбах являются чертами специализации верблюдов к резко континентальному аридному климату.

Дромедар, или одногорбый верблюд (Camelus dromedarius)

Дромедар, или одногорбый верблюд (Camelus dromedarius)

Первоначально во рту дромедара замечается по шесть резцов на верхней и нижней челюстях. Четыре средних резца в верхней челюсти очень рано выпадают и снова уже не вырастают. Поэтому у взрослых животных бывает в верхней челюсти только два резца, которые довольно велики, имеют форму клыков, заострены и согнуты на конце, между тем как в нижней челюсти резцы очень похожи на лошадиные. Кроме того, в каждой челюсти находятся клыки, которые в верхней челюсти по величине и виду скорее напоминают клыки сильного хищника, чем зубы жвачного животного. И коренные зубы имеют своеобразную форму**.

* * Коренные зубы не просто сложные и высококоронкосые, но они растут всю жизнь, не образуя корней, что очень важно при питании жесткими злаками, быстро стирающими зубы.

Окраска верблюда очень разнообразна. Чаще всего, без сомнения, встречаются верблюды светлого песочного цвета, серые, бурые и совсем черные или с бледными светлыми ногами, но пегих никогда не бывает. Арабы считают черных верблюдов худшими и менее ценными, чем светлых, и потому они имеют обыкновение убивать их в ранней молодости. Молодые верблюды отличаются от взрослых мягкой шерстью, которая покрывает все тело, а также и более красивым округленным телосложением, так как все угловатости, замечаемые у взрослых верблюдов, появляются только с годами.

Дромедар, без сомнения, полезнейшее из всех домашних животных в Африке. Но по крайней мере в тех местах, где я его наблюдал, это самое неприветливое, глупое, упрямое и неприятное создание, какое себе только можно вообразить. Славой он обязан своими телесными способностям, но его душевные качества не могут похвалить даже добродушные арабы, хотя многие из них не могли бы существовать без этого животного. В настоящее время дромедар известен лишь как домашнее животное во всех странах Африки от Средиземного моря до 12 градуса северной широты, так же, как и в юго-западной Азии. На крайнем Востоке, в Бухаре и Туркмении, дромедар встречается рядом с двугорбым верблюдом и, по словам Вальтера, там попадаются очень высоко ценимые ублюдки обоих видов. Затем дромедара мы находим в Персии, Малой Азии, Сирии, Аравии. Он находится на Канарских островах и, кроме того, ввезен в Австралию, Северную Америку, Италию и южную Испанию. В сухих местностях северной Индии он чувствует себя вполне хорошо. "На острове Занзибар, - говорит Ганс Мейер, - дромедары работают у султана на маслобойнях, но худо переносят тамошний климат"*.

* Дромедары были одомашнены не позже б тыс. лет назад. В домашнем виде дромедар распространен от Средиземноморья до экваториальной Африки, северной Индии, Предкавказья и Средней Азии. Всего в мире около 17 млн одногорбых верблюдов, более 50% мировой популяции приходится на Судан и Сомали, в Азии - не более 20%.

Первоначальной родиной дромедара, по-видимому, была Аравия, так как в северную Африку, по всей вероятности, перевезли его довольно поздно. На древнеегипетских памятниках не находят изображения этого странного животного, а также не упоминают о нем, как о туземном животном, римские и греческие писатели, которые путешествовали по древнему Египту. "Несмотря на то, - пишет Дюмихен, - животное было уже известно древним египтянам в последние времена древнего египетского царствования. Название "дромедар", по-видимому, заимствовано из семитских наречий. На одном из папирусов, относящихся к тому времени, когда древняя египетская письменность была наиболее развита, говорится о путешествии по Сирии и Палестине одного египтянина, который рассказывает, что путешественникам давали в пищу верблюжье мясо. В другом же папирусе того же времени, переданном нам Шаба, значится: "Верблюда, повинующегося каждому слову, привозят в Египет из Эфиопии". Древние египтяне, отлично умевшие дрессировать животных, кажется, научили и верблюда особого рода танцу. Этот танец носил название "кен-кен", но египтяне сами имели подобный танец, который подражал неуклюжим движениям танцующего верблюда, и вследствие этого танец получил название "камели-камели" ("камели" - верблюд).

На одном папирусе, относящемся к вышеупомянутому царствованию Рамзеса, ясно говорится, что верблюда начинают обучать танцам. Другой папирус свидетельствует о том, что верблюд употребляется как вьючное животное. Эти примеры достаточно указывают на то, что уже древние египтяне были знакомы с верблюдами и пользовались ими. В Библии это животное очень часто упоминается под названием "гамаль"; у Иова было сначала 3000, а потом 6000 верблюдов, у медианитян и амалекитян их было "как песку в море". Животными этими пользовались так же, как и теперь. По северной Африке дромедары распространились вместе с арабами. Их приручение относится к доисторическим временам. Дикие или одичалые верблюды этого вида теперь уже нигде не встречаются. Верблюд - настоя щее животное пустыни и только в самых сухих и жарких странах чувствует себя хорошо, между тем как в обработанных и сырых местностях он теряет многие из своих хороших качеств. В Египте, вероятно, благодаря обильному корму, разводили больших и плотных верблюдов, но они потеряли многие из своих драгоценнейших достоинств: легкость хода, выносливость, умеренность, и потому арабы пустыни их невысоко ценят. В экваториальных же странах Африки, где растительность становится богаче, верблюды более не встречаются. Многие попытки проникнуть с ними в самый центр Африки не имели успеха.

До сих пор это полезное животное не старались развести севернее Сахары; но едва ли можно сомневаться, что оно может жить только в тех странах, климатические условия которых мало отличаются от его настоящей родины*.

* Распространение дромедара на север ограничено зимними температурами он неважно переносит морозы ниже 10 градусов.

В 1622 году Фердинанд II Медичи велел привезти дромедаров в Тоскану, к которым, как говорит Греберг, в 1736 - 1739 году присоединили еще 14 верблюдов, перевезенных из Туниса, и до сих пор эти животные там разводятся. В области Сан-Россоре, около Пизы, на большой песчаной равнине верблюды чувствуют себя вполне хорошо и живут как на родине. В 1810 году там насчитывали до 170 этих животных, а в 1840 году только одним больше; более 200 верблюдов, по словам Лессона, никогда не бывало. Дромедары и в настоящее время живут там и могут считаться вполне туземными животными. Самок держат для размножения, а самцов - для работ, которые они превосходно исполняют, так как гораздо лучше лошадей и волов способны перевозить тяжести по песчаному грунту, и их гораздо дешевле содержать. Отсюда снабжаются дромедарами зоологические сады и зверинцы. В Сицилии, куда их также завезли, хотели воспользоваться ими как вьючными животными для серных рудников, но все они погибли. В южной Испании также начали разводить верблюдов и получили благоприятные результаты**.

* * В Европе дромедаров перестали разводить с середины XX века.

В 1856 году правительство Соединенных Штатов закупило через посредство Генриха Вайна в Смирне 75 дромедаров и перевезло их в Северную Америку, где они должны были служить вьючными животными в степях Техаса, Аризоны, Новой Мексики и т. д. Секретарь Смитсоновской академии в Вашингтоне Г. Ланглей очень любезно известил нас о ходе этого предприятия: "При начале междоусобной войны все эти дромедары попали во власть Южных Штатов. Их держали в Кампо-Верде, находящемся приблизительно в 60 английских милях на северо-запад от Сант-Антонио, в Техасе, и употребляли для отправки почты между обоими местами. Иногда проходили они туда и обратно 120 английских миль в один день. В Кампо-Верде число верблюдов немного увеличилось. По окончании междоусобной войны они снова перешли во владение правительства Соединенных Штатов. Но впоследствии животные эти перестали пользоваться внимательным надзором со стороны офицеров, и потому число их значительно уменьшилось. В 1866 году правительство продало всех верблюдов в Сант-Антонио с публичного торга. Некоторых отправили в Аризону, но большинство - в северный Техас, где ими пользовались скотоводы этой местности. Вскоре после этого ими перестали заниматься. Некоторые околели, некоторых выпустили на волю и, говорят, что до сих пор еще один или два из этих верблюдов рыщут в одичалом состоянии по местности, называемой Льано-Эстакадо. В то же самое время, когда продавали стадо с публичного торга, некоторые дромедары были куплены в Калифорнию, где должны были перевозить тяжести между Инио в Калифорнии и Карзон в Неваде, но так как результаты не оправдывали ожиданий, то этих верблюдов также отпустили на волю. Мне сообщали, что еще и в настоящее время некоторые верблюды, оставшиеся в живых, бродят в одичалом состоянии в пустынях южной Аризоны и Калифорнии. В январе 1889 года был пойман в Аризоне в местечке, называемом Жила-Бэнд, один из одичалых дромедаров. Это было последнее известие, которое мы получили об этих животных"*.

* Дромедары, завезенные в пустыни Западного полушария и впоследствии одичавшие, в настоящее время считаются вымершими.

Дромедары разводятся в большом количестве по всему северу и востоку Африки. Бесчисленные количества их движутся по большим дорогам пустыни, между бассейном Нигера и севером Африки. Число ежегодно околевающих на этих дорогах верблюдов не может быть точно исчислено, но насколько оно велико лучше всего видеть, когда сам проедешься по этой пустыни. В Нубийской пустыне так же, как в пустыне Баюда, нашел я в начале и в конце вышеупомянутых дорог на пространстве нескольких миль скелеты верблюдов, лежащих так часто один от другого, что вся дорога была обозначена их чисто выбеленными костями. Пустыня служит верблюдам не только отечеством и местом рождения, но и местом смерти и могилой; малое количество убиваемых верблюдов в сравнении с оканчивающими свою жизнь на трудовом пути так незначительно, что не стоит о нем упоминать.

Верблюд питается исключительно растительной пищей, но при этом он неразборчив. Конечно, можно с уверенностью утверждать, что умеренность - главная его добродетель: он довольствуется самым дурным кормом. Верблюд может по целым неделям питаться самыми сухими и жесткими растениями, свойственными пустыне**.

* * Верблюд съедает в день до 20 кг травы, листьев и веток, посвящая пастьбе 8-12 часов в день и преодолевая в поисках пищи 5 км за 3 часа. Может довольствоваться сухой растительностью, а также растительностью, богатой солью. Способен срывать листья с деревьев на высоте до 3,5 м. При случае поедает и корм животного происхождения.

При случае он с удовольствием съедает старую корзину или матту из расщепленных черешков листьев финиковой пальмы. В восточном Судане шалаши туземцев состоят из тонких жердей, переплетенных степной травой; эти хижины приходится окружать густой изгородью из колючих кустарников, так как иначе верблюды съедали бы весь, шалаш до основания. Удивительно, что самые большие и острые шипы и колючки не ранят твердую пасть верблюда. Я видел несколько сот раз, что дромедары преспокойно съедали целые ветви акаций, которые буквально покрыты шипами. Факт этот получает особое значение, если принять во внимание, что большинство этих шипов очень остры и могут даже проткнуть насквозь толстую подошву сапог. Когда караван останавливается для отдыха и верблюдов пускают свободно пастись для отыскивания пищи, то они бегают от дерева к дереву и пожирают все ветви, которые могут достать. Они очень искусно отламывают ветви своими губами, а затем целиком проглатывают их, вовсе не обращая внимания на то, в каком направлении сидят шипы на стебле*.

* Верблюды охотно поедают даже верблюжью колючку, утыканную 5-сантиметровыми шипами. Очень подвижные губы (верхняя глубоко расщеплена) помогают осторожно срывать и правильно ориентировать во рту колючие ветки, и пережевывать их, не уколовшись.

Однако верблюды очень довольны, когда добираются до сочных растений: они страшным образом опустошают поля, охотно едят низкорослые бобы, горох и вику, а зерна всякого рода служат им лакомством. Во время путешествия по пустыне арабы берут с собой только немного зерен дурро или ячменя и каждый вечер дают верблюду две пригоршни этих зерен, высыпав корм в складку своего бурнуса или просто к себе на колени. В городах их кормят часто конскими бобами, а в деревнях они получают только жесткое сено или солому дурро. Однако листья различных деревьев и кустарников составляют любимую пищу дромедаров; по крайней мере замечено, что эти животные точно так, как и жирафы, всегда направляются к деревьям, если им предоставить свободу.

При сочном корме дромедар может по целым неделям обходиться без воды, если только он не слишком тяжело навьючен, если его не очень утомляют длинными переходами и если он может выбирать корм по своему усмотрению. Кочующие племена иногда по нескольку недель вовсе не заботятся о своих верблюдах, предоставляя им самим отыскивать корм, где хотят, и часто случается, что животные все это время вовсе не пьют воды, а довольствуются листьями, покрытыми росой, и сочными травами. Иначе бывает во время засухи. Утверждают, что в это время верблюды могут 14-20 дней обходиться без воды, но рассказы эти следует считать баснями, которые возбуждают улыбку у всякого человека, знакомого с местными условиями**.

* * Сейчас считается, что верблюд может обойтись без воды не более 15 дней.

Однако в последнее время мы получили точное сведение, что верблюды в крайнем случае действительно могут довольно долгое время обходиться без питья. Когда Джэмс в январе 1885 года со своей экспедицией проходил через Сомали, то его 103 вьючных верблюда прошли 340 километров за 13 дней, не получивши во время пути ни капли воды. Конечно, солнце в это время не очень сильно жгло, так как дни были довольно коротки, но всетаки засуха была очень сильна, верблюды получали только плохой корм, и поэтому такое долгое воздержание от воды следует считать удивительным фактом.

В прежние времена выносливость верблюда относительно питья пытались объяснить особенным строением его желудка. Думали, что крупные сетчатые полости, замечаемые в первых двух желудках верблюда, служат запасными вместилищами для воды. В старых описаниях путешествий по Африке говорится, что путники, в крайнем случае убивавшие своих верблюдов, находили некоторое количество воды в их желудках. Хотя я уже сомневался в справедливости этого факта, однако нарочно переспросил об этом всех старых, поседевших в степи погонщиков верблюдов: ни один из них ничего не слыхал об этой истории и даже не мог поверить, что кто-нибудь может повторять такую страшную ложь. Впоследствии, когда приходилось присутствовать при убое верблюдов, которые накануне были еще напоены, то я лично убедился, что нет никакой возможности выпить воду, которая в течение целого дня была в желудке смешана с пищей и желудочной слизью. Вообще верблюд имеет очень неприятный запах, а кашица из его желудка так страшно воняет, что даже полумертвый от жажды человек не решится ее проглотить*.

* У верблюда испарение воды через ко.жу и слизистые оболочки сведены к минимуму, он практически не потеет, чтобы охладить организм, выделяет очень сухие экскременты и концентрированную мочу. Днем температура тела может достигать 41 градуса, ночью опускается до 34 градусов, такие колебания температуры помогают сохранить до 5 литров воды. Верблюд за один раз может выпить до 130 л воды, пьет он и соленую воду.

Следует заметить, что выносливость верблюда в значительной степени зависит от воспитания. Как ни умеренно это животное, но его легко избаловать, и тогда в известном отношении оно делается никуда не годным. Верблюды, живущие в пустыне, которые с юности привыкли пить только через 4-6 дней и должны питаться скудными растениями своего отечества, без сомнения, более пригодны для путешествия по Сахаре, чем дромедары, которые живут в местностях с хорошей растительностью и потому привыкли к обильному корму и ежедневному питью. Верблюды пустыни почти всегда меньше и худее, хотя это нельзя считать постоянным явлением. Нахтигаль, описывая верблюдов страны Тибести, говорит, что число их не очень значительно, но очень хвалит их хорошие качества. "Племя Тибу, - продолжает он, вместе с жителями Эннеди выращивают лучших верблюдов восточной части Сахары, и верблюды эти относятся к той породе, которая свойственна южной и средней части пустыни и отличается от североафриканской породы, называемой иногда арабской. Арабская порода имеет короткие толстые конечности, плотное туловище, толстую голову на короткой шее и мохнатую шерсть; верблюды эти, очевидно, более пригодны как вьючные животные. Верблюды туарегов и тибу имеют стройное телосложение, высокие ноги, короткую гладкую шерсть и маленькую голову на тонкой шее; с первого взгляда заметно, что эти животные более способны к быстрым движениям, чем к перевозке тяжестей. Удивительно, с какой легкостью и уверенностью они лазают по горам своей родины. Шейх-эт-Тунизи не преувеличивает, утверждая, что тибу умеют дрессировать верблюдов, как лошадей. Впоследствии я имел возможность убедиться, что туареги и некоторые племена Аравийской пустыни еще лучше, чем тибу, дрессируют верховых дромедаров. С северными верблюдами невозможно следовать за верблюдами племени тибу, особенно по каменистому грунту и по горам; зато на равнинах при одинаковом корме северные верблюды большей частью выносливее".

Когда смотришь на спокойно стоящего дромедара, то нельзя вообразить, что это животное может в скорости соперничать с арабскою лошадью, однако это верно. Верблюды, выращенные в пустыне, - прекрасные верховые животные и могут, не отдыхая, пробегать большие пространства, чем какое-либо другое домашнее животное. Все верблюды, двигаясь шагом или рысью, идут, по-видимому, очень неуклюжей иноходью, но у хорошо дрессированных дромедаров иноходь очень удобна и грациозна. Когда верблюд идет тихим шагом, то он удивительно странно переступает ногами и, кроме того, постоянно качает головой поочередно вперед и назад, поэтому тихая походка верблюда в высшей степени некрасива. Но если верблюда хорошей породы пустить рысью, то он, не останавливаясь, сохраняет этот аллюр и бежит легко и красиво*.

* Для всех верблюдов характерна иноходь - аллюр с одновременным переставлением правых или левых ног. Иноходь развита у длинноногих короткотелых животных (слонов, жирафов), чтобы при ходьбе не подсекать задней ногой переднюю.

Быстроногих, дрессированных верблюдов в Африке называют "хеджин", или "верблюд паломников", а всадника его "хеджан", понимая, впрочем, под этим словом верхового почтаря. Почтари эти в короткое время проезжают необыкновенно большие пространства. Особенно знамениты дромедары, которых выращивают около города Эснэ в Верхнем Египте, но еще знаменитее действительно превосходные верблюды племени бишарин в восточном Судане. На таком хеджине бежал Мехмед-Али из Каира в Александрию, проехав без отдыха 175 км за 12 часов. В Египте и Нубии называют дромедаров, которые могут проехать в один день десять станций, "десятниками", и ценят этих животных очень высоко, что совершенно справедливо, так как расстояния между станциями в среднем от 10 до 14, а иногда до 18 километров. Ни одна лошадь не выносит такой езды, как бы хороша она ни была. Хотя лошадь вначале и перегоняет дромедара, когда оба идут рысью, но она очень скоро отстает, между тем как верблюд продолжает весь день идти тем же шагом. Если дать дромедару среди дня несколько отдохнуть, то на нем можно ехать остальную часть дня; с раннего утра до позднего вечера в течение 16 часов, причем без особого напряжения, он пробегает рысью 140 км. Хороший верблюд при обильном корме и достаточном количестве воды для питья выдерживает от трех до четырех дней подряд такой езды и может в это время проехать до 500 километров.

Обыкновенные дромедары и вьючные верблюды идут гораздо тише. Первые при хороших условиях могут пробежать в один день лишь половину того, что пробегают вышеупомянутые хеджины, но большей частью лишь 50 км в сутки; вьючные верблюды, по словам Вильямса, с ношей в 150 кг проходят средним числом лишь 4 км в час, но могут без остановки идти 12 часов, а иногда и дольше. Нахтигаль имел случай довольно точно измерить скорость движения караванов по пустыне и нашел, что верблюды проходят в час 3,5 км, если им позволяют время от времени на пути срывать траву для еды; если же их держать в порядке и не позволять им пастись по дороге, то они при благоприятных условиях могут пройти 4 км и даже несколько более. При небольших переходах и при хорошей дороге караваны проходят иногда до 40 км в сутки, но во время длинного пути, если считать необходимые для верблюдов дни отдыха, караваны проходят средним числом до 25-30 км в сутки; следовательно, они достигают почти той же скорости, как европейская кавалерия при больших переходах. Чтобы ускорить бег верблюдов, погонщики щелкают языком или бьют по воздуху бичами, что для хорошего верблюда совершенно достаточно. В некоторых караванах привешивают верблюдам бубенчики или колокольчики, что, по-видимому, нравится этим животным. Пение также их приободряет. Хотя при путешествиях через пустыню в восточной части Африки тяжесть вьюков одного верблюда обыкновенно не превышает 150 кг, но очень часто случается, что вьюки бывают гораздо тяжелее. В средней Сахаре, по Нахтигалю, на верблюда кладут до 200 кг, а на пути из Донгола в Дарфур арабы кладут на каждого верблюда до 400 кг. Для того, чтобы урегулировать тяжесть вьюков на верблюдах, египетское правительство приказало не класть более 250 кг на одно животное*.

* Максимальная скорость бега дромедара 25 км/ч, шагом он двигается со скоростью 3,5 км/ч и проходит в таком темпе до 40 км в день (в исключительных случаях до 80 км). Максимальный вес груза, с которым способен передвигаться верблюд, 300 кг, обычно навьючивают около 100 кг.

Араб требует от хорошего дромедара трех качеств: во-первых, он должен иметь покойный ход при рыси, во-вторых, не требовать кнута и, в-третьих, не кричать, когда встает или ложится. Только тот, кто часто имел дело с верблюдами, может понять значение этих требований, так как обыкновенный вьючный верблюд есть ужасное животное для верховой езды. При, обыкновенной иноходи верблюд бросает ездока из стороны в сторону, и он покачивается, как китайский истукан, вперед и назад, направо и налево. Но если верблюд бежит рысью, то ездоку гораздо легче: боковое покачивание прекращается и, если хорошенько усесться в седло, то трясет не больше, чем при езде рысью на лошади. При очень сильном возбуждении верблюд начинает бежать галопом, но долго не может выдержать этого аллюра; всадник же, даже самый искусный в верховой езде, при этом непременно валится на землю, а верблюд весело бежит дальше и скоро переходит на обыкновенную рысь. Поэтому арабы приучают хороших верблюдов идти только рысью**.

* * При иноходи центр тяжести тела животного постоянно смещается "влево-вправо", поэтому поездка на верблюде или слоне чревата "морской болезнью" из-за боковой качки.

Верблюд, выращенный на равнинах, почти не годится для употребления в горных странах, так как подниматься на высоту ему чрезвычайно трудно, центр тяжести верблюда при его длинных ногах лежит очень высоко, и потому при спуске с горы ему затруднительно удерживать равновесие. В воде верблюд чувствует себя еще хуже; уже на водопоях он очень неловко входит в воду, если же приходится с верблюдами переходить через большую реку, то затруднения в сильной степени увеличиваются: плоты и барки бывают большей частью слишком малы для него, и потому приходится заставлять верблюда плыть около плота, поддерживая его за голову и хвост, что, конечно, вовсе неудобно.

Голос дромедара трудно описать; в нем смешиваются самым удивительным образом стон и клокотанье, ворчанье и рев. Между внешними чувствами слух, вероятно, развит лучше других, зрение, кажется, гораздо слабее, а обоняние, наверное, очень плохо развито*.

* Зрение играет главную роль в жизни верблюдов как обитателей открытых пространств. Глаза очень велики и защищены густыми ресницами от попадания песка. Обоняние развито очень хорошо и регулирует социальные отношения между животными в группе. Повидимому, верблюды способны чувствовать запах за несколько километров.

Осязание, напротив того, довольно тонкое, и верблюд очень часто выказывает присутствие вкуса; однако следует признать, что у этого животного внешние чувства не особенно тонки. Не может он похвалиться душевными способностями. Между тысячами верблюдов, которых приходилось видеть в Африке, мне случилось встретить только одного, выказывающего некоторую привязанность к своему хозяину.

Во время течки дромедар делается страшным зверем. Это происходит в северной части Африки от января до марта, причем возбуждение продолжается от 8-10 недель. Самец в это время шумит, ревет, кусается, бьет передними и лягается задними ногами, не щадя ни своих товарищей, ни людей; он делается до того беспокойным и яростным, что ему часто приходится надевать намордник, чтобы предупредить несчастные случаи. Один из моих погонщиков был искалечен бешеным от полового возбуждения верблюдом. Яростное животное схватило его за руку в то время, когда он укладывал вьюки, и одним укусом размозжило локтевой сустав. Человек этот остался калекой на всю жизнь. Бывали случаи, что верблюды в это время наносили людям смертельные раны.

В течение полового возбуждения беспокойство животного все увеличивается. Оно перестает есть, скрипит зубами и как только увидит другого верблюда, выпячивает из пасти большой кожистый пузырь противного вида, так называемый ревун; тогда верблюд начинает реветь, сопеть и ворчать самым невыносимым образом. У молодых самцов мешок этот еще не настолько велик, чтобы выпячиваться изо рта, а у старых он имеет иногда до 30-35 см длины и настолько выступает наружу, что достигает величины человеческой головы. Случается, что пузыри появляются по обеим сторонам рта, но чаще выступает лишь один с правой или левой стороны. При выпускании мешка животное вытягивает голову вперед и надувает пузырь воздухом, отчего кровеносные сосуды, покрывающие его поверхность, очень ясно выступают. При вдыхании пузырь спадает и получает вид округленного кожистого мешка, который прячется в рот, но при выдыхании снова выпячивается**.

* * На свободе верблюды образуют группы гаремного типа, насчитывающие 6-30 голов. В них входит взрослый самец, самки и детеныши. Холостые самцы держатся поодиночке, либо образуют собственные группы. Гон у верблюдов может происходить в любой сезон года. Помимо выпячивания кожистого выроста мягкого нёба, который служит ре зон am ором звуков, на губах сам ца верблюда выступает обильная пена, послужившая основанием для рассказов о "плюющихся" верблюдах. Кроме того, животные обильно мочатся. Затылочные кожные железы выделяют обильный секрет, животные трутся затылком о другие част и тела, закинув голову. Самцы дерутся между собой, иногда нанося сопернику смертельные укусы. Ухаживание за самкой может длиться довольно долго, сигналом для спаривания служит опускание самки на землю.

Один самец достаточен для 6-8 самок. После 11-13 месяцев беременности самка дромедара родит одного детеныша. Маленький верблюд родится с открытыми глазами и покрыт довольно длинной, густой, мягкой, волнистой шерстью. Горб у него очень маленький, и мозоли на ногах едва заметны. По росту он значительно превосходит новорожденного жеребенка: сначала высота его бывает в 1 м, но через неделю уже он гораздо выше.

При дальнейшем росте шерсть делается еще более густой и длинной, и молодой верблюд тогда очень похож на своего американского сородича. Тотчас по рождении он следует за своей матерью, которая с любовью за ним ухаживает. Когда две самки с детенышами сойдутся вместе, то сии последние весело играют друг с другом, а матери одобрительно ворчат. Самка верблюда кормит детеныша молоком больше одного года и в это время выказывает много мужества и при случае храбро защищает его. Мать заботится только о своем собственном детеныше и на чужих не обращает никакого внимания*.

* Молоко вероблюдицы очень концентрированное, самка производит до 15 л в день. Верблюжонка отучают сосать молоко в возрасте 7-10 месяцев, уже с 3 месяцев он пробует растительный корм. Самка рожает в среднем каждые 2 года, плодовитость сохраняется иногда до 30 лет.

В начале второго года арабы отучают молодого верблюда от молока. Самку верблюда употребляют в работу через несколько дней после того, как она отелилась, и детеныш постоянно бежит около нее. Молодых верблюдов, уже отученных от молока, берут с собой в дорогу, чтобы они смолоду приучались к большим переходам. Смотря по величине и красоте, уже с третьего года его дрессируют или к верховой езде, или к ношению вьюков. Там, где верблюдов много, их начинают объезжать только на пятом году, а в тех местах, где они редки, принуждают работать уже начиная с третьего года. Верховых верблюдов объезжают мальчики. Молодое животное седлают легким седлом и надевают на морду петлю из веревки. Юный наездник садится верхом и заставляет верблюда идти рысью, но как только он переходит в галоп, то наездник его останавливает, заставляет встать на колени и бьет бичом; если верблюд идет шагом, то наездник приободряет его голосом и маханием хлыста до тех пор, пока животное не приучится постоянно бежать рысью, когда на нем сидит всадник. В конце четвертого года молодого верблюда уже употребляют в дело во время дальних путешествий**.

* * Половая зрелость у верблюдиц наступает в 3-4 года, у самцов - на год позже. Продолжительность жизни - 30-40 лет.

Цена хорошего верблюда очень колеблется в различных странах. Отличный бишарин стоит, если его покупать из первых рук, от 200-300 марок, а обыкновенный вьючный верблюд редко стоит более 90 марок. По европейским понятиям, цена эта, конечно, невысока, но в Судане это большие деньги. Молодых и плохих верблюдов можно купить и за 30 марок. Почти везде в Африке цена верблюда примерно равняется цене осла, но в Судане осел стоит гораздо дороже хорошего верблюда.

Верблюд подвержен многим болезням, но они принимают вид эпизоотии только в тропических местностях. Нахтигаль рассказывает, что верблюды одного каравана страдали болезнью, похожей на грипп, и прибавляет, что эти животные вообще склонны к легким и серьезным формам легочных болезней, на которые местные жители, однако, не обращают большого внимания, что очень странно, так как верблюды необыкновенно скоро слабеют от малейшего расстройства своего здоровья и быстро околевают даже от легких болезней. Однако большинство верблюдов околевает не от болезней, а от истощения во время длинных переходов. Только очень немногих убивают. Мясо старых верблюдов считается многими жестким и твердым: по словам Нахтигаля, оно имеет своеобразный вкус, к которому он однако скоро привык; мясо это переваривается легко, и в некоторых странах его едят с удовольствием. Вильям считает мясо молодых верблюдов за очень лакомое блюдо. Верблюжьими кожами покрывают шатры и изготовляют из них различные изделия, хотя кожа эта не очень прочна. Верблюжья шерсть прядется, и из нее делают сукно и другие материи.

Молоко верблюда так жирно и густо, что в пищу его употреблять противно, и потому оно редко находит применение. Помет верблюдов, напротив того, часто употребляется в дело. При путешествиях по пустыне, где чувствуется недостаток в дровах, утром собирают круглые, крепкие катышки верблюжьего помета, имеющие величину грецкого ореха, и вечером их жгут для согревания пищи. В тех местностях Египта, где мало лесов, старательно собирают навоз верблюда и других домашних животных, мнут его и приготовляют род круглых лепешек, которые сушатся на солнце и употребляются для топлива.

Почти такое же значение, как дромедар для Африки, имеет двугорбый верблюд, или бактриан (Camehts bactrianus), для восточной и средней Азии. Он отличается от вышеописанного верблюда двумя горбами, из которых один сидит на зашейке, а другой перед крестцом. Сложение тела у него неуклюжее и приземистое. Туловище длиннее, чем у дромедара, шерсть гораздо длиннее, а цвет обыкновенно темнее, чаще всего темно-бурый, а летом рыжеватый*.

* Бактриан в холке достигает 1,8-2 м, не считая высоких горбов, которые при голодании свешиваются набок. Шерсть у него густая (особенно зимой) и он легко переносит перепады температуры в 80 градусов.

Двугорбый верблюд, или бактриан (Camelus bactrianus)

Двугорбый верблюд, или бактриан (Camelus bactrianus)

Оба вида легко скрещиваются, и потомство это способно к размножению. Ублюдки этих двух верблюдов, которых Вальтер наблюдал в Закаспийской области, более походили на дромедаров, чем на двугорбых верблюдов, но кроме хорошо развитого заднего горба имели зачаток второго**.

* * Гибриды местной породы дромедара и бактриана распространены 6 Средней Азии, они называются "коспак" и имеют невысокий удлиненный горб вдоль всей спины. Эти гибриды плодовиты и считаются более выносливыми вьючными животными.

Пржевальский в семидесятых годах нашего столетия доказал, что во внутренней Азии еще живут в большом числе настоящие дикие верблюды, а не только одичалые (Came/us bactrianus ferns). Горбы у них гораздо меньше, чем у домашних, на передних коленях заметны мозолистые наросты, и череп имеет несколько иное строение; насколько известно, дикие верблюды водятся в южной Джунгарии, восточном Туркестане и Тибете***.

* * * Дикий двугорбый верблюд хабтагай был открыт Н. М. Пржевальским в 1883 г. В отличие от обеих форм домашних верблюдов, не имеет мозолей на ногах и грудине < что удивительно!). Официально хабтагай охраняются в Китае и Монголии, но численность нестабильна и последняя популяция может в любой момент угаснуть.

Двугорбого верблюда разводят во всех степных странах Средней Азии, и он служит главным образом для перевозки товаров между Китаем и южной Сибирью или Туркестаном. В Бухаре и Туркмении его заменяет уже дромедар и совершенно вытесняет его там, где степь принимает вид песчаной пустыни. Киргизы очень ценят верблюда, но к разведению его относятся не так внимательно, как к разведению других домашних животных, и пользуются им гораздо менее, чем лошадью; для монголов восточной Азии, напротив, этот верблюд имеет такое же важное значение, как дромедар для арабов. Отдельных пород верблюдов немного, но они довольно резко отличаются одна от другой. Лучшие верблюды разводятся в южной части Тургайской области*.

* Двугорбый верблюд распространен как домашнее животное от Калмыкии, Поволжья, Приуралья и востока Турции до северного I /рана. Афганистана, Забайкалья, Тибета и востока Китая. Особенно распространен в Казахстане и Монголии. Одомашнивание двугорбого верблюда произошло предположительно 4500 лет назад на востоке Ирана и юге Туркестана.

Хотя можно смело сказать, что двугорбый верблюд по своим привычкам и характеру очень похож на дромедара, но следует, однако, признать, что он более добродушен; его легче словить, он охотнее повинуется приказаниям хозяина, ложится на землю без особых усилий, причем издает только слабое ворчанье или громкий рев, сам останавливается, если вьюки на его спине сдвинулись с места. Следует высоко ценить его выносливость, неприхотливость, силу и постоянство, но, кроме этого, много хорошего о нем сказать нельзя. Его душевные способности стоят столь же низко, как и у дромедара: он точно так же глуп, равнодушен и труслив, как и его африканский сородич. "Случается, - пишет Пржевальский, - что заяц, выскочивший из-под его ног, приводит его в ужас: он быстро отскакивает в сторону и несется как безумный по степи, причем другие верблюды следуют за ним, не распознав, в чем дело. Большой черный камень на дороге, куча костей, свалившееся седло пугают его до того, что он теряет присутствие духа и приводит в замешательство весь караван. Если на него нападает волк, то он и не думает о защите. Ему было бы легко повалить подобного врага одним ударом ноги, но он только плюет на него и орет во все горло. Даже вороны обижают это бестолковое животное: они садятся к нему на спину и клюют наполовину закрывшиеся раны, натертые вьюками, причем даже отрывают куски мяса от горба, верблюд же и здесь не знает, как справиться и только плюется и кричит. Исключением здесь служат самцы во время полового возбуждения, которые делаются такими бешеными, что их приходится привязывать цепями, чтобы они кого-либо не искалечили. Но как только время возбуждения пройдет, то и самцы делаются смирными и ко всему равнодушными, как прежде".

Верблюду этому плохо живется на хороших лугах; он требует степных растений, которыми с трудом довольствуются другие травоядные животные, например полыни, дикого лука, побегов степных кустарников, а главным образом тех растений, которые свойственны солончакам; эти последние особенно полезны для поддержания его сил и здоровья. Вообще соль необходима верблюду: он очень охотно пьет соленую воду степных водоемов и жадно хватает соль, осевшую по краям их. Если в пище его недостает соли, то он очень худеет, даже в том случае, когда пасется на самом хорошем лугу. Мучимый голодом верблюд, по словам Пржевальского, ест все, что может схватить, даже кожаные ремни, войлок, кости, шкуры животных, мясо, рыбу и другие предметы.

Спаривание происходит от февраля до марта. Самка телится через 13 месяцев всегда одним детенышем**, который сначала столь беспомощен, что за ним необходим особый уход и приходится его прикладывать к вымени матери; однако он скоро повсюду следует за самкой, которая его очень любит и бережет.

* * Беременность у бактриана в среднем длится на месяц дольше, чем у дромедара, двойни редки. Остальные особенности размножения и развития детенышей - как у одногорбого верблюда.

Несколько недель после рождения молодой верблюд начинает есть траву, и его тогда отделяют от матери, которую доят, точно так, как и других домашних животных. На втором году жизни верблюду прокалывают носовую перегородку и продевают в это отверстие палочку, к которой привязывается узда, и с этих пор начинается его дрессировка. На третьем году жизни на нем понемножку начинают ездить верхом, на четвертом - приучают к легким вьюкам, а на пятом году он уже считается взрослым и способным ко всякой работе. При хорошем обращении он может служить до 25 лет*.

* Продолжительность жизни бактриана до 50 лет.

Чтобы седло не натирало спину верблюда, ему кладут на оба горба несколько войлоков и на них вьючное седло, которое обыкновенно также подбито чем-нибудь мягким; к седлу же привязывают вьюки. Сильный верблюд проходит ежедневно 30-40 км, неся тяжесть в 220 кг, а некоторые более сильные верблюды до 270 кг; если вьюк наполовину меньше, то верблюд рысью пробегает в день 60-80 км. Летом он может обойтись без воды от 2-3, зимой от 5-8 дней, а без корма - половину этого количества времени. При продолжительных путешествиях каждые 6-8 дней верблюдам надо давать 24 часа отдыха. Летом в Монголии очень редко навьючивают верблюдов, у киргизов, например, разве только для того, чтобы перенести юрту с одного места стоянки на другое, зато зимой он несет тяжелую службу. По дороге из Пекина в Кяхту ему дают отдых в 10 или 14 дней только после всего пути, который длится целый месяц, и такого рода работа продолжается всю зиму, до 6-7 месяцев; в Закаспийских степях верблюдов никогда не заставляют без отдыха делать такие тяжелые переходы. Во время линьки, именно в марте, верблюдов берегут, насколько возможно; когда большая часть волос выпадет или бывает вычесана, то животное покрывают войлоками, чтобы избежать простуды, войлок подстилают и на землю, куда верблюд ложится. В это время, а в восточной Монголии даже все лето, верблюдам дают почти полную свободу и позволяют по произволу пастись по степи, только самок пять раз в день пригоняют к юртам, чтобы их подоить. Это свободное житье очень нравится животным.

Потерянная сила быстро восстанавливается на привольном пастбище, и в конце лета верблюд гордо шествует, когда у него вырастает новая шерсть. В киргизских степях они не только служат вьючными животными, но поодиночке или попарно запрягаются в возы, а на сыпучих песках даже заменяют почтовых лошадей. Мозер очень жалуется на медленность подобной почтовой езды: "Верблюд идет только шагом и время от времени издает ужасный рев, который так сильно действует на нервы путешественника, что ужас подобной езды может понять только тот, кто имел несчастье проехать таким образом несколько дней подряд".

Успешный уход за верблюдом требует хорошего знакомства с его натурой, большого опыта и необыкновенного терпения. Киргизы и монголы считают его за самое нежное из всех домашних животных и постоянно заботятся об его благосостоянии. Зимой он легко переносит страшные снежные вьюги и в это время года без особого затруднения совершает очень большие переходы, зато летом страдает от всякого неблагоприятного изменения погоды; ему могут повредить как жаркие дни, так и холодные ночи. Зимой с него не снимают седла даже при больших путешествиях, а по прибытии на место стоянки с него снимают только вьюки, и оседланным пускают на пастбища. Летом, даже при небольших переходах, с верблюда надо каждый день снимать седло, чтобы избежать натертых ран. Однако нельзя этого делать сразу, а следует подождать, чтобы верблюд совершенно остыл; иначе он простудится и непременно погибнет. Верблюд не переносит слишком большой тяжести. Любя общество себе подобных, он плетется насколько хватит сил за другими верблюдами, но если от усталости ляжет, то никакая сила не может заставить его подняться. В таком случае его обыкновенно поручают владельцу ближайшей юрты, а потом, когда он отдохнет от усталости и соберется с новыми силами, за ним нарочно приезжают.

Несмотря на все его недостатки, двугорбого верблюда следует считать одним из наиболее полезных животных, которых человек подчинил своей власти. Он во многих отношениях приносит пользу, и в некоторых местностях не может быть заменен никаким другим домашним животным. Человек пользуется ею шерстью, молоком, шкурой и мясом, запрягает его в воз и употребляет как вьючное животное. На верблюдах перевозят тяжести по безводным пустыням, где лошади не могли бы вынести трудности переезда, с ним взбираются на горы до 4000 м высоты, где из домашних животных живет кроме него только як. Конь может считаться товарищем, а верблюд - слугой обитателя степей.

Очень похожи на верблюдов, но гораздо меньше их по росту ламы . Они принадлежат к обитателям горных стран и потому уже не могут достигнуть той же величины, как верблюды Старого Света, которые живут на обширных равнинах. Впрочем, ламы отличаются от верблюдов не только своей величиной, но и сравнительно большей головой, которая сильно выдвинута назад и имеет острую морду; большими ушами и глазами, тонкой худощавой шеей и высокими стройными ногами с двумя глубоко раздвоенными пальцами и незначительными мозолями, а также длинной и волнистой шерстью. На спине горба нет, и туловище в паху еще более поджато, чем у настоящих верблюдов.

Коренные жители Южной Америки разделяют ламу на четыре вида: гуанако, лама, альпака и викунья. Правда, натуралисты еще не вполне согласны в том, следует ли считать эти отдельные формы за особенные виды. Некоторые считают гуанако за первоначальную форму, от которой произошли ламы и альпаки, и доказывают это, между прочим, тем, что ламы и гуанако плодоносно скрещиваются, и от них рождаются способные к размножению ублюдки; другие считают незначительные различия, существующие между вышеназванными формами, уже достаточно важными для того, чтобы образовать четыре отдельных вида. Чуди, натуралист, который изучал лам в их отечестве, присоединяется к мнению аборигенов, и взгляд его долго разделяли все натуралисты. Но если принять во внимание, какое сильное влияние на внешнюю форму животного может иметь приручение, то мы должны признать правильным противоположный взгляд, и ламу, точно так как и альпаку, считать лишь за прирученных потомков гуанако*.

* Споры систематиков относительно родства диких и домашних форм лам идут и сегодня. Чаще всего выделяют всего два рода и вида лам - гуанако (Lama guanicoe) с домашними формами ламой и альпакой (пакой) и викунью, или вигонь (Vicugna vicugna). Однако одомашненным формам придают и видовой статус (L. glama, L. pacos), а недавние исследования зубной системы и структуры шерсти альпаки, показали, что не исключено ее более близкое родство с викуньей. Домашние формы составляют около 90 % поголовья лам на материке.

Гуанако и викунья до сих пор еще встречаются в диком состоянии, между тем как лама и альпака сделаны домашними животными с незапамятных времен**.

* * Одомашнивание лам началось 4-5 тыс. лет назад в районе оз. Титикака. на территории нынешних Перу и Боливии.

Первые европейцы, посетившие Америку, уже нашли обоих животных прирученными; сказания перуанцев относят приручение этих двух животных к первобытным временам существования человека на земле, и появление их соединяют с жизнью своих полубогов. У туземцев Америки существовал суеверный взгляд на принесение этих животных в жертву богам; цвет жертвы был, например, очень точно определен, смотря по тому и другому празднику. Первые завоеватели Южной Америки, испанцы, уже нашли у горных народов значительные стада лам и описали этих животных, хотя не очень ясно, но довольно подробно, так что без труда можно узнать отдельные породы.

Уже Херес, описавший завоевание Перу испанцем Пизарро, упоминает о ламе, как о вьючном животном. "Шесть миль от Кахамалка, - говорит он, - живут около озера, обросшего деревьями, индейские пастухи, у которых мы видели различного сорта овец: некоторые из них такие же небольшие, как и европейские, а другие так велики, что индейцы их навьючивают различными вещами". Педро-де-Сиеца очень точно различает четыре вида лам уже в 1541 году. "Ни в одной части света, - замечает он, - не встречается таких удивительных овец, как в Перу, Чили и в некоторых провинциях Ла-Платы. Они принадлежат к полезнейшим и лучшим животным, созданным Господом Богом в виде особенной милости к живущим там людям, которые без этой скотины не могли бы поддерживать своего существования. В долинах и равнинах туземцы сеют хлопчатник и из волокон его приготовляют одежду; на высоких горах и во многих других местах не растет ни одного дерева и нельзя сеять хлопчатник, так что живущим там индейцам не из чего было бы изготовлять себе одежду; поэтому Господь Бог послал им множество овец, но жестокие войны испанцев значительно уменьшили их число. Туземцы называют этих овец "лама", а баранов "уркос". По росту они равняются маленькому ослу с широким крестцом и толстым животом. По шее и ногам похожи на верблюдов, а по внешнему виду на овец. Животные питаются травами, растущими на лугах, они очень ручные и совсем не упрямы, только, когда им больно, ложатся на землю и стонут, как верблюды. Самцы носят от 2-3 арроб (арроба равняется почти пуду) на спине, а мясо их очень вкусно и не теряет своего достоинства вследствие того, что животные носят тяжести. Там встречаются другие, похожие на них животные, которые называются "гуанако", но по росту они больше лам. Большие стада гуанако рыщут в диком состоянии по степям и так скоро бегают, что собакам их трудно догнать. Кроме того, там встречается еще другая порода этих овец, которые зовутся "викуньи"; они бегают еще быстрее, чем гуанако, и живут в степях, где питаются травами, которые Бог для них создал. Шерсть их очень хороша и по достоинству еще лучше, чем шерсть мериносовых овец. Я не знаю, можно ли делать из нее сукно, но та материя, которая изготовляется из шерсти викуньи для знатных особ, может быть названа превосходной. Мясо викуньи и гуанако очень приятно и по вкусу похоже на баранину. В городе Де-ла-Плац я ел копченое мясо жирного гуанако, и мне оно понравилось лучше всякого другого. Наконец существует еще домашняя порода этих животных, которая носит название "пако", очень мохнатая и имеет длинную шерсть. По виду они похожи на лам, но гораздо меньшего роста. Ягнята их чрезвычайно похожи на испанских. Без этих овец было бы невозможно перевозить так много товаров из Потони в этот город, который ведет очень большую торговлю".

Из вышесказанного явствует, что в течение последних трех столетий четыре главные формы лам не изменились. Все породы лам живут в горных странах высоких Кордельеров. Им хорошо живется только в довольно холодных странах, и потому на равнинах они встречаются лишь далеко на юге в пампасах Патагонии. Около экватора обыкновенное местожительство их находится между 4000-5000 м над уровнем моря, ниже 2000 м они здесь разводятся плохо, между тем как в более холодной Патагонии хорошо живут и на меньшей высоте. Дикие виды поднимаются в дождливое время года на высокие горные хребты, а в сухое время спускаются в плодоносные равнины. Они живут большими или мален ьки м и обществам и, нередко даже огромными стадами, и за ними усердно охотятся.

Гуанако (Lama guanicoe) самое крупное, хотя встречается только в диком состоянии, и одно из самых важнейших млекопитающих Южной Америки. По росту равняется примерно благородному оленю, а по внешнему виду представляет странную смесь форм овцы и верблюда. У вполне взрослых животных общая длина тела равняется 2,25 м, причем длина хвоста около 24 см, а высота в плечах 1,15 м. Голова находится на вышине 1,6 м*.

* Гуанако может весить 100-200 кг.

Гуанако (Lama guanicoe)

Гуанако (Lama guanicoe)

Самка меньше ростом, но по внешнему виду и окраске вполне похожа на самца. Туловище гуанако довольно коротко и сжато, около груди и плеч оно выше и шире, а сзади уже. Шея длинная, тонкая, стройная и несколько загнута вперед. Голова длинная и сжата с боков, морда мало суживается и на конце тупая, верхняя губа выдается вперед, глубоко раздвоена, покрыта редкими волосами и очень подвижна. Переносье покрыто волосами, а длинные узкие ноздри могут закрываться; уши длиной равняются примерно половине головы, очень подвижны. Глаза довольно велики и оживлены, зрачок у них поперечный. Ноги высоки и стройны, части пальцев, касающиеся земли, довольно длинны и раздвоены до половины; на концах их заметны небольшие узкие и острые копытца, которые несколько загнуты в сторону; нижняя сторона пальцев покрыта большими мозолями. На суставах передних ног нет мозолей, которые находятся у других видов лам точно так, как у верблюдов. Хвост, который животное на ходу всегда приподнимает, очень короток, у основания густо покрыт волосами, а на кончике почти голый. Вымя самки имеет четыре сосца. Все тело покрыто длинной, густой и волнистой шерстью. Шерсть имеет грязный буровато-рыжий цвет, середина груди, брюха, внутренняя сторона конечностей и место под хвостом беловатого цвета. Радужная оболочка темно-бурая, ресницы черные, а копыта черновато-серые*.

* Шерсть краен окори чаевая; живот внутренние стороны ног, низ шеи беловатые, морда сероватая.

Гуанако распространены почти по всем Кордильерам, от покрытых лесами островов Огненной Земли до северного Перу. Они особенно часто встречаются в южных частях этого горного хребта, а в населенных местностях число их от постоянных преследований значительно уменьшилось; однако Геринг встречал еще несколько экземпляров вблизи города Мендоца. Гуанако предпочитают горные высоты, но встречаются и на равнинах: Дарвин нигде не видал так много гуанако, как в равнинах южной Патагонии. Весной и в то время, когда на горах встречается молодая трава, животные эти поднимаются до границы вечных снегов, а в начале сухого времени года спускаются в плодоносные долины. Они избегают высоких мест, покрытых снегом, а в долинах выбирают самые богатые пастбища. Гуанако иногда предпринимают большие странствования, отыскивая пастбища. Дарвин видел однажды следы стада в 30-40 штук в 30 милях от морского берега, там, где животные эти очень редки; они шли почти гуськом по прямому направлению к тинистому и соленому заливу. По всей вероятности, они заметили, что приближаются к морю, потому что повернули обратно, почти так же правильно, как это делает кавалерия, и в том же порядке пошли назад в гору. Моря, впрочем, они не боятся, бесстрашно входят в воду и переплывают от одного острова к другому**.

* * Гуанако населяет высокие плоскогорья юга Перу, запада Боливии, горы и предгорья Чили и западной Аргентины, равнины Патагонии и Огненной Земли. До прибытия европейцев ареал был шире, а численность достигала 50 млн голов, в настоящее время сохранилось менее миллиона голов. Гуанако встречается в различных ландшафтах - безводных жарких пустынях (Атакама) и холодных полупустынях, горных влажных лугах (парамос) и сухих горных степях (пуна), в пампе и на морских побережьях.

Они живут обществами и небольшими стадами. Мейен видал стада от 7-100 голов, которые паслись около ручьев, а Дарвин замечает, что чаще всего стада этих животных бывают до 12-30 голов, но он, однако, видел на берегах реки Санта-Круц огромное стадо, по крайней мере в 500 голов. Стадо состоит большей частью из самок и одного сильного самца, который допускает в свое общество только молодых, не вполне взрослых животных своего пола. Когда молодые достигают известного возраста, то начинаются драки, и слабые бывают принуждены удалиться и образовать отдельные стада с молодыми самками***.

* * * Гуанако встречаются небольшими, до 10 животных, группами гаремного типа, лишь на ночевках объединяясь в стада до 150 голов. Самец занимает участок 30-65 га. куда привлекает табунки самок, границы помечает кучами помёта и отстаивает их от владельцев соседних участков. Самец обычно держится несколько (особняком от группы самок с детенышами. Между участками кочуют одиночные самцы, постоянно вступающие в конфликты с "землевладельцами" в попытках завладеть территорией и с оответственно самками хозяина. Наконец на периферии держатся табунки холостующих самцов, чаще всего еще недостаточно взрослых, чтобы претендовать на самок и участки. Звуковой репертуар всех лам довольно беден, отношения в группе поддерживаются при помощи различных поз.

Днем гуанако переходят из одной долины в другую, пасясь почти безостановочно, ночью они никогда не едят. К водопою ходят утром и вечером, соленую воду пьют точно так же охотно, а может быть, даже и охотнее, чем пресную: спутник Дарвина видал, как стадо гуанако с жадностью пило морскую воду около мыса Бланке. Питаются эти животные преимущественно сочными травами" а в случае нужды - мхом. У гуанако есть очень странная привычка, как у некоторых антилоп, выпускать свой помет в одну общую кучу и только тогда начинать класть другую, когда первая возросла до значительного объема. Индейцы очень хорошо пользуются этими кучами; они употребляют помет гуанако как топливо и не должны трудиться над собиранием его. Около куч помета всегда находятся ямы в сыпучем песке или рыхлой земле, где гуанако валяются с особенным удовольствием, что происходит почти всегда около полудня. Зимой они валяются в снегу.

Все движения гуанако быстры, хотя не так скоры, как можно было бы предполагать. На равнине хорошая лошадь скоро догоняет бегущее стадо, но обыкновенные собаки только с трудом за ним следуют. Животные эти бегут короткой, развалистой иноходью. Длинная шея при быстром беге вытягивается вперед. Гуанако прекрасно лазают по горам; они, как серны, быстро поднимаются и спускаются по таким крутым откосам, где опытные ходоки по горам не могут держаться на ногах, причем, очевидно, у животного не кружится голова, когда оно глядит в глубину. Во время покоя животное это ложится, как верблюд, на грудь и на ноги и, так же как и он, становится на колени и встает. Когда они отдыхают, то все время задумчиво пережевывают жвачку.

Обыкновенно гуанако очень дики и пугливы. Они постоянно озираются, видят врагов издалека и бегут, как только заметят что-нибудь подозрительное. Когда они испуганы, то убегают за несколько верст, но держатся при этом известных, сильно протоптанных тропинок. Вожак самец почти всегда пасется на расстоянии нескольких шагов от стада и очень зорко сторожит его. При малейшей опасности он издает громкое блеянье; животные мгновенно поднимают головы, осматриваются во все стороны и быстро пускаются в бегство, при этом, по словам Мейена, самки и детеныши бегут впереди, а старый самец образует арьергард и головой толкает передних.

Время спаривания бывает в августе и сентябре. Самцы в это время сильно дерутся за право первенства в стаде. Противники нападают друг на друга с большим ожесточением и страшным криком, кусаются, лягаются, гоняются один за другим и стараются повалить соперника и даже сбросить его с крутизны. После 10-11-месячной беременности самка рождает вполне развитого детеныша, у которого глаза уже открыты и все тело покрыто шерстью. Мать кормит его в течение четырех месяцев, внимательно следит за ним, относится к нему с большой нежностью и держит его около себя до полного возмужания, когда молодой гуанако сам способен к размножению и начинает принимать участие в драках, сопровождающих половое возбуждение*.

* Во время гона, так же как и круглый год, на границах территорий, между самцами вспыхивают ожесточенные драки. Угрожающе пригнув шеи и прижав уши, соперники сближаются. Если ритуальная угроза не действует, животные кусаются, лягаются встав на дыбы, плюются. Новорожденный весит 8-15 кг. Лишь около 10 раз в день малыш подходит к матери пососать очень жирного и питательного молока. Хотя молодые достигают половой зрелости после 2 лет, уже в возрасте 7 месяцев (самцы) и 12 месяцев (самки) они бывают изгнаны из семьи и ожидают возможности влиться в другие семейные группы.

Иногда отдельные гуанако присоединяются к стадам лам и викуний, не смешиваясь, однако, с ними; но гуанако и альпаки очень часть пасутся вместе на горных лугах.

Гуанако защищается от нападения других животных, лягаясь и кусаясь, но от сколько-нибудь опасных врагов он трусливо убегает, не думая о защите. Даже большая собака может удержать на месте одного из этих крупных животных до тех пор, пока приблизится охотник. Когда гуанако привыкнут к людям и собакам, то делаются смелее, храбро ждут своего противника и стараются его укусить или лягнуть или употребляют свойственный всем ламам другой способ защиты: дают противнику близко подойти к себе, отгибают уши назад, принимают вызывающий вид и выплевывают в лицо человека или в морду животного слюну, а иногда находящуюся во рту траву или отрыгнутую жвачку. Человек всегда был и будет самым страшным врагом этих животных; от других они всегда могут спастись бегством. Может ли кондор успешно нападать на них, как иные утверждают, это еще достоверно не доказано. Жители Южной Америки с особенной страстью предаются охоте на гуанако, так как эта охота из-за ценной шкуры и вкусного мяса довольно выгодна. С помощью хорош их собак стараются загнать пасущихся животных в узкое ущелье, гонятся за ними верхом и бросают на шею лассо или ошеломляют ударами чугунных шаров, прикрепленных к длинным ремням. Опытные охотники часто пользуются любопытством гуанако, ложатся на землю и производят разные странные телодвижения, чтобы привлечь к себе животных. По уверениям Дарвина, охотники успевают в таком случае сделать несколько выстрелов, так как гуанако не пугаются первых выстрелов, а считают их принадлежностью того странного явления, которое привлекло их внимание. На равнинах их часто убивают в большом количестве, так как они, подобно глупым овцам, позволяют себя окружить несколькими всадниками, долгое время недоумевают и дозволяют себя загнать за какую-нибудь изгородь, откуда для них уже нет спасения. На откосах гор они, напротив того, гораздо легче спасаются от своих преследователей, и здесь бывает трудно к ним приблизиться даже на расстояние выстрела**.

* * Как и верблюды, все ламы передвигаются иноходью, скорость гуанако достигает 50 км/ч.

Раненые гуанако бегут, по словам Дарвина, к рекам и околевают только на их берегах, но кажется, что даже не раненые, а больные и старые животные отыскивают себе особенные места для того, чтобы там лечь и умереть. "На берегах реки Санта-Круц, - пишет Дарвин, - я находил небольшие, обросшие кустарником полянки, которые были густо усеяны уже совсем белыми костями. Я подробно исследовал эти кости и нашел, что ни одна из них не показывала следа зубов хищного зверя, что совершенно исключает возможность предположения, будто кости эти затащены сюда какими-нибудь хищниками. По всей вероятности, животные еще до смерти залезли сюда в кусты".

На южноамериканских равнинах и в горах гуанако часто ловят живыми, чтобы их приручить. Они очень смирны и приятны, пока молоды; доверчивы и привязчивы, следуют как собаки по стопам своего господина и ведут себя совершенно как ягнята; но чем они становятся старше, тем более исчезают у них любовь и привязанность к человеку. Ручные гуанако, наподобие домашних лам, пасутся около дома и к вечеру сами возвращаются на двор; старые животные, однако, всячески стараются сбросить с себя власть человека и плевками в лицо доказывают, как он им неприятен. Пленных гуанако легко кормить сеном, травой, хлебом и зерном; их теперь часто привозят в Европу, где при хорошем уходе они даже размножаются.

Лама встречается преимущественно в Перу и уживается там лучше всего на высоких плоскогорьях. Она ростом несколько выше гуанако и отличается мозолистыми наростами на груди и на передней части сустава, соединяющего предплечье с кистью. Голова коротка и узка, губы покрыты волосами, уши коротки и мозолистая кожа на нижней стороне пальцев очень велика. Ламы бывают различного цвета: белые, черные, пегие, рыжевато-бурые с белыми пятнами, темно-бурые, ярко-рыжие, желтовато-рыжие и т. д. Взрослое животное от конца ноги до темени достигает 2,6-2,8 м, вышина в плечах - около 1,2 м.

Акоста рассказывает: "Индейцы водят через горы целые стада этих "овец", навьюченных различными товарами, причем число их бывает 300-500 и даже до 1000 голов. Я часто удивлялся, видя подобные стада, навьюченные двумя или тремя тысячами слитков серебра ценой до 300 тысяч дукатов, переправляющиеся через горы в сопровождении лишь нескольких индейцев, которые погоняют животных, навьючивают и развьючивают их, и ведут в полном порядке под наблюдением двух-трех испанцев. Караваны эти во время дороги отдыхают под открытым небом и, несмотря на это, ничего не пропадает, до того велика безопасность дорог в Перу. На стоянках, около ручьев, окруженных лугами, где могут пастись животные, индейцы их развьючивают, устраивают шатры, варят пищу и чувствуют себя очень хорошо, несмотря на трудности длинного пути. Если караван находится в дороге лишь один день, то каждая из овец несет на себе 8 арроб (почти 8 пудов) и проходит с такой ношей в день 8-10 легуа (29-36 километров). Однако это могут делать лишь те животные, которые принадлежат бедным солдатам, совершающим походы через Перу. "Овцы" эти любят холодный воздух и чувствуют себя вполне здоровыми в горах; на равнинах страдают от жары. Случается, что они бывают покрыты инеем и ледяными сосульками и все-таки остаются здоровыми. Те из них, у которых шерсть коротка, имеют очень смешной вид. Иногда они вдруг останавливаются, приподнимают шею, внимательно осматривают своих проводников и некоторое время стоят неподвижно, не выказывая ни страха, ни недовольства. Случается, что они внезапно пугаются и с вьюками карабкаются на самые неприступные скалы; куда люди не могут за ними следовать; тогда приходится их застрелить, чтобы не потерять серебряные слитки, находящиеся в их вьюках".

Только самцов употребляют как вьючных животных, а самок держат для завода. "Караван этих животных, - говорит Стефенсон, - представляет очень красивое зрелище: животные эти, из которых каждое несет до одного центнера тяжести, идут в большом порядке гуськом, следуя за передней ламой, которая служит вожаком и отличается от других украшенным недоуздком, колокольчиком и маленьким флагом на голове. Караваны проходят по снежным вершинам Кордильер и по крутым горным тропинкам, где лошади или мулы могли бы пройти с большим трудом; при этом они так послушны, что погонщики не употребляют ни палок, ни кнутов, чтобы погонять и направлять их. От стоянки до стоянки ламы идут спокойно и не останавливаясь". Чуди к этому прибавляет, что ламы постоянно из любопытства оглядываются по сторонам. "Когда они увидят вблизи какой-нибудь незнакомый предмет, который их пугает, то вмиг разбегаются в разные стороны, и бедные погонщики могут только с трудом снова собрать их. Индейцы очень любят этих животных и перед навьючиванием украшают и ласкают их. Несмотря на хороший уход и осторожность, при каждом путешествии к берегу моря много лам погибает, так как они не могут переносить жаркого климата. Для возки экипажа и для верховой езды этих животных не употребляют; только очень редко индеец садится на одну из своих лам, когда приходится переезжать через реку и проводнику не хочется промокнуть, но, переехавши на тот берег, всадник тотчас же слезает... Лама может нести не более 50 кг. Если вьюк слишком тяжел, то она ложится и не встает до тех пор, пока не облегчат ее ноши. Вьюки кладутся обыкновенно без всякого седла и войлока, на тонкий кусок материи, покрывающий густую шерсть животного, и привязываются к туловищу шерстяными веревками. Навьюченные таким образом ламы проходят в день 10, много 20 км и идут так тихо, беззаботно и свободно, что тяжесть, по-видимому, вовсе не беспокоит их; при этом они пасутся по дороге, на равнине расходятся в разные стороны, лазают на горы, но слушаются голоса или свистка проводников. Они требуют необыкновенно мягкого обращения и тогда очень послушны; если же с ними обращаются неприветливо и грубо, то делаются злыми, глупыми и ни к чему не пригодными. Лама есть животное, как бы созданное нарочно для индейцев, которые отличаются необыкновенным терпением и хладнокровием; благодаря этим качествам туземцы могут легко справляться с этими очень упрямыми животными".

Мейен считает лам столь же важными для перуанцев, как северного оленя для лапландцев. На высоких плоскогорьях Кордильер держат огромные стада этих животных. Ночью их запирают в загородку, стены которой сделаны из камней, а днем выпускают; они тогда рысью бегут на пастбище без всяких пастухов, а вечером сами возвращаются обратно. С ними часто пасутся гуанако и викуньи. Если кто проедет верхом мимо стада, то ламы издали уже настораживают уши, затем целой толпой в галоп приближаются к всаднику, останавливаются в 30 или 50 шагах от него, любопытно осматривают его, а, затем возвращаются на пастбище.

Мясо лам едят везде охотно, и однолетние животные считаются особенно вкусными. Вполне взрослых лам убивают большей частью для приготовления сушеного мяса, которое в Перу и Боливии называется "чарки". На плоскогорье Пуна, между двумя хребтами Кордильер, лет десять тому назад за ламу средним числом платили около 20 марок и соответственно этой цене платили дороже или дешевле за сушеное мясо. Из шерсти приготовляют лишь грубые материи и веревки; цена ее невелика. В рассказах вышеупомянутых путешественников находится примерно все то, что нам известно о жизни лам на их родине. Теперь можно видеть этих животных почти во всех зоологических садах. Бели их держать несколько штук вместе, то они гораздо смирнее и ласковее, чем если их держать поодиночке; тогда они, очевидно, скучают. Они очень хорошо сживаются с другими ламами и со сродными видами, а пары этих животных живут очень дружно между собой. Они научаются узнавать своих сторожей и обходятся с ними сносно, но к чужим людям относятся как верблюды, всегда раздражительно и недоверчиво*.

* Лам разводят только в горной местности на высоте 2-4 тыс, м, 70% лам живет в Боливии. Характерные для горных животных черты увеличенный объем сердца и легких, повышенная концентрация эритроцитов в крови сделали ламу незаменимым транспортным средством индейцев в высокогорье. Выделяют две породы ламы: длинношерстная шаку и короткошерстная кара. Ламы доживают до 30 лет.

Третий вид этой группы, пако, или альпака (Lama gnanicoe pacos), ростом меньше ламы и по строению тела несколько похожа на нашу овцу, но шея у нее длиннее и голова красивее; шерсть ее очень длинна и удивительно мягкая; на некоторых местах, например по сторонам туловища, длина волос достигает 10-12 см. Цвет шерсти бывает или совсем белый, или черный, однако встречаются и пегие животные**.

* * Альпака имеет высоту в холке около 94-104 см, весит 55-65 кг. Разводится только ради шерсти, как вьючное животное не используется. Свыше 90% животных живет в Перу. Характерны шапка волос на голове. "бакенбарды" на щеках, густые "начесы" на ногах. Беременность у альпака короче, чем у ламы, составляет 342-345 дней, детеныш весит 6-7 кг.

"Альпак, - говорит Чуди, - держат большими стадами, которые целый год пасутся на высоких горных лугах, и их гонят вниз к хижинам индейцев только на время стрижки. Едва ли существует животное более упрямое, чем альпака.

Пако, или альпака (Lama guanicoe pacos)

Пако, или альпака (Lama guanicoe pacos)

Если одна из них отделена от стада, то она бросается на землю, и ни ласками, ни ударами нельзя заставить ее встать. Она переносит самые сильные удары и даже мучительную смерть, но ни за что не послушается. Отдельных животных можно только тогда заставить идти, когда их присоединяют к стадам лам или овец. Индейцы уже с давних времен приготовляют из шерсти альпак и лам одеяла и плащи".

По показаниям Акосты, индейцы называют более грубую шерсть "ханаска", тонкую же - "кумби". Из последней они с большим искусством приготовляют салфетки для столов и другие ценные вещи, отличающиеся прочностью и глянцевитостью. Перуанские инки имели хороших мастеров по части тканья. Самые искусные жили у озера Титикака. Они окрашивали грубую и тонкую шерсть различными травами в очень яркие краски. В настоящее время они умеют ткать лишь теплые одеяла и плащи, но зато шерсть в большом количестве отправляется в Европу*.

* Различают несколько пород альпаки, имеющих более нежную или грубую, длинную или короткую, прямую или бьющуюся, курчавую шерсть. Для улучшения качества шерсти алъпаку скрещивали с викуньей, полученные гибриды паковикуньи имели довольно тонкую шерсть и в 4 раза длиннее, чем у альпаки, но оказались стерильны.

"Красивее ламы, - говорит Чуди, - викунья (Vicugna vicugna). По величине она стоит между ламой и пако, отличается же от обоих более короткой и вьющейся шерстью замечательной тонкости. Темя, верхняя сторона шеи, туловище и бедра окрашены в особенный красно-желтый цвет (цвет викуньи); нижняя сторона шеи и внутренние части конечностей - светло-желтого цвета, шерсть на груди, достигающая 12 см длины, и нижняя часть живота - белые*.

* Высота викуньи в холке - 85-120 см, вес самцов - 60 кг, самок - 40 кг. Очень характерны тонкая гибкая шея, покрытая короткой шерстью, обширное белое пятно на груди, образованное удлиненными волосами.

Викунья (Vicugna vicugna)

Викунья (Vicugna vicugna)

В продолжение дождливого времени года викуньи живут на хребтах Кордильер, где растительность в высшей степени скудна. Они остаются постоянно на лугах, поросших травой.

вследствие того, что копыта их мягки и чувствительны; никогда не бегут, даже при преследовании по каменистым голым вершинам и более всего избегают, как и наши серны, глетчеров и снежных полей. В жаркое время года спускаются в долины. Кажущееся противоречие, что животные зимой отыскивают холодные, а летом жаркие места, объясняется тем, что в продолжение сухого времени хребты Кордильер совсем высыхают, и скудная растительность доставляет им достаточную пищу лишь в долинах, где есть источники и болота. Они пасутся почти целый день, и считается большой редкостью застать стадо этих животных лежащим. Во время течки самцы сильно дерутся между собой за первенство в стаде, состоящем обыкновенно из 6-15 самок; в каждом стаде может быть только один самец. Самец держится в двух-трех шагах от своего стада и тщательно оберегает его, между тем как самки беззаботно пасутся. При приближении малейшей опасности вожак подает знак громким свистом и быстро становится во главе стада. Все животные тотчас соединяются, с любопытством поворачивают головы в том направлении, откуда грозит опасность, и приближаются на несколько шагов, а затем вдруг обращаются в бегство; самец следует за ними, часто останавливается и следит за врагом. Движения при быстром беге состоят из галопа, причем животные переваливаются с боку на бок довольно тихими прыжками. Бег этот не настолько быстр, чтобы животных нельзя было бы нагнать на равнине всаднику на хорошей лошади. Но даже и на самой быстрой лошади невозможно этого сделать, если викуньи находятся на горных откосах, и в особенности, когда они бегут вверх, так как тогда они имеют большое преимущество перед лошадьми. Самки редкой верностью и привязанностью вознаграждают бдительность своего вожака и, если он бывает ранее или убит, бегают с громким свистом вокруг него и позволяют даже перестрелять себя, но в бегство не обращаются. Если же смертоносный свинец поражает самку, то все стадо убегает. Напротив того, самки гуанако быстро удаляются, если их вожак бывает убит.

В феврале у каждой самки рождается один детеныш, который тотчас же после рождения выказывает необычайную выносливость и быстроту**.

* * Беременность длится 11,5 месяца, детеныш рождается летом, в сезон дождей. Вес новорожденного 4-6 кг. Половая зрелость наступает в 2 года. Продолжительность жизни в природе около 10 лет, в неволе - 15-24 года.

Молодые самцы викуний до тех пор остаются при матерях, пока не вырастут; тогда стадо самок набрасывается на способных уже к размножению самцов, толкает и кусает их до тех пор, пока они не убегут от них. Молодые собираются в особенные стада, к которым присоединяются еще другие, состоящие из побежденных самцов, и образуют общества, достигающие 20-30 голов. Между ними, конечно, не всегда бывает спокойно. Так как это стадо не руководится вожаком, то все животные делаются крайне недоверчивыми и чуткими, так что охотник лишь с большой осторожностью и большим трудом может приблизиться к подобному стаду и очень редко убивает более одного животного. Во время течки беспорядок в стадах викуний бывает страшный: все животные толкутся на одном месте, кусаются, лягаются и при этом издают очень неприятные крики, несколько похожие на ржание испуганных лошадей. Крик этот трудно описать, но он настолько характерен, что, услыхав раз, его уже нельзя забыть. Чистый редкий воздух передает эти пронзительные звуки на такое большое расстояние, что даже самый зоркий глаз не может еще различить животных".

"Индейцы, продолжает далее Чуди, - очень редко употребляют огнестрельное оружие на охоте за викуньями. Они устраивают облаву, на которую каждое семейство плоскогорья должно доставлять по крайней мере одного человека; вдовы служат в этой артели кухарками. Охотники забирают с собой палки и огромные клубки бечевок. На подходящей равнине палки втыкают в землю на расстоянии 12-15 шагов и связывают их веревками на высоте 80 см. Таким образом, огораживают круглое пространство около двух верст в окружности и с одной стороны оставляют вход, шириной в несколько сот шагов. Женщины навешивают на веревки круга пестрые тряпки, которые развеваются по ветру. Когда все готово, мужчины, из которых часть верхом на лошадях, расходятся по сторонам и с многих миль в окружности сгоняют все стада через отверстие в круг. Если надлежащее количество загнано, этот круг загораживают. Пугливые животные не отваживаются перескочить через веревку с колеблющимися тряпками, и их легко убивают так называемыми белассами, которые состоят из трех чугунных шаров, привязанных на длинных ремнях. Бросающий кружит ими около головы избранного животного и очень метко с размаху кидает в нее, сам же опутывает ему ноги, и жертва падает. Пойманные таким образом викуньи закалываются, и мясо делится поровну между присутствующими; меха жертвуют церкви.

В 1827 году Боливар издал закон, по которому пойманных викуний не велено было убивать, а только стричь. Но закон этот не имел силы, так как стрижка животных вследствие их дикости была почти невозможна. Во времена инков охоты устраивались в гораздо больших размерах: собирали ежегодно до 30 тысяч индейцев, которые должны были загонять всю дичь по вышеупомянутому способу в огороженное пространство, миль с 20 в окружности. При постепенном суживании круга загонщиков, индейцы под конец шли в несколько рядов, так что ни одно животное не могло спастись. Вредных животных, как-то медведей, лисиц и кугуаров убивали, а из оленей, ланей, викуний и гуанако убивали только известное число. Иногда их сгоняли, говорят, до 4000 штук. Если в такие западни попадались гуанако, то они разрывали веревку или перескакивали через нее, и тогда за ними следовали и викуньи. Поэтому обращали внимание на то, чтобы не загонять гуанако. Как только все викуньи в окруженном пространстве были убиты, то охоту продолжали в каком-нибудь другом месте; она длилась около недели. Число убиваемых в настоящее время животных доходит часто только до пятидесяти, иногда их бывает более сотни. Я принимал участие в продолжение пяти дней в такой охоте; убито было 122 викуньи, и на вырученные от шкур деньги выстроили новый алтарь в церкви*.

* Популяции викуний, в результате охоты и вытеснения стадами домашних животных, находятся в угрожаемом состоянии. В настоящее время викуньи сохранились в высокогорных пустынях Перу, Чили, Боливии, Аргентины. В этих районах очень скудная растительность и суровый климат, но викуньи хорошо приспособлены к подобным условиям существования. В результате охраны численность стабилизировалась, составляет около 100 тыс. особей, испытывает тенденцию к росту.

Пойманные молодыми викуньи легко приручаются и ведут себя очень доверчиво; они с любовью привязываются к хозяину и как хорошо воспитанные домашние животные следуют за ним по пятам; с годами же становятся, как и все их родичи, злыми и невыносимыми своими постоянными плевками".

Уже при Акосте индейцы стригли викуний и приготовляли из их шерсти ценные одеяла, которые имели вид шелковой материи и были очень прочны, так как не требовали окраски. Одежда из этой материи в особенности годится для жаркой погоды. И до сих пор еще ткут из этой шерсти тончайшие и самые прочные материи, а также валяют мягкие войлочные шляпы, которые очень долго носятся.

От всех видов лам получаются желудочные камни (безоары), которым в прежние времена придавали большое значение в медицине.

В начало энциклопедии